Сергей Федоров: о профессии, пересадке волос и преемственности

Рубрика: Лица профессии

Федоров Сергей Васильевич, хирург, основатель клиники Волосы.ру. С 1996 года занимается трансплантацией волос

Редколлегия "Вестника трихологии" продолжает искать интересных людей с необычной биографией для нашей рубрики "Лица профессии". На этот раз вашему вниманию представляется Личность, стоявшая у истоков трансплантологии волос в России. Знакомьтесь - Сергей Васильевич Федоров.

Я бы не сказал, что Сергей Васильевич не публичный человек или что он не очень любит интервью. Наоборот, он открыт для диалога. У него потрясающее чувство юмора, но он по-петербургски интеллигентен и  застенчив. К сожалению, эти качества в 21 веке не лучшие "друзья" для ПиАр и саморекламы, поэтому имя Сергея Васильевича Федорова знают не все трихологии в России и СНГ. Его больше знают и ценят за границей. Среди его друзей - величайшие хирурги трансплантологии волос США и Европы.

В свое время Сергей Васильевич  предложил Союзу Трихологов объединить усилия для проведения круглых столов и конференций. Но 4 года назад мой партнер по конференциям не проявил интереса к сотрудничеству. Так бывает, что за громкими лозунгами всегда прячутся расчет и личные амбиции.

Я решил вернуть "долг" Сергею Васильевичу. Пусть и с опозданием, ибо как говорят англичане: "Каждому фрукту свой сезон". Действительно, правы верующие монотеистических религий, что только Бог знает, что должно произойти. Интервью я взял еще в январе, но шла долгая подготовка с паузами и командировками с обеих сторон. К настоящему моменту Сергей Васильевич согласился стать модератором секции на нашей конференции 20-21 сентября 2019, которая объединит известных трансплантологов постсоветского пространства. Очень интересное название секции "По гамбургскому счету".

П.С. Своих друзей, детей друзей и родственников, нуждающихся в пересадке волос я отправляю к Сергею Васильевичу Федорову.

Спартак Каюмов (СК): Сергей Васильевич, какой вуз Вы окончили?

Сергей Федоров (СФ): Первый ленинградский медицинский институт имени академика Павлова в 1986 году. По первой специальности я – хирург. Долгое время работал во Всеволожске в центральной районной больнице. Дежурил в стационаре, специализировался на экстренной хирургии, заведовал хирургическим отделением в поликлинике, а в 1996-м поехал в экспедицию в Антарктиду. Когда вернулся, мой друг, сотрудник кафедры дерматологии Первого ленинградского медицинского института Сергей Катерли, предложил заняться трансплантацией волосяных фолликулов. Меня это заинтересовало, в то время я вообще не представлял, как такое можно выполнить технически. Встретились в учебном центре «Делор», функционировавшем на базе кафедры дерматовенерологии Первого медицинского. Я решил попробовать. Думаю, все сложилось именно так не случайно, мне всегда хотелось работать руками, тяготел к тонкой, мелкой работе. И если бы не этот случай, я, может быть, ушел в микрохирургию.

СК: Тогда, в 1990-х годах, занимался ли кто-нибудь в России пересадкой волос?

СФ: Ходили слухи, что доктор Минкин в Москве выполняет такие операции, говорили, что у Белоусова в 122-й медсанчасти кто-то этим занимается.

СК: То есть рынок был пуст, надо было где-то учиться. Где?

СФ: Первый опыт я получил в России, когда по приглашению друзей из Первого медицинского института участврвал в операции. На мне лежало выполнение хирургической части. Мои друзья ездили учиться к доктору Бредли Вульфу в США. А спустя полгода доктор Вульф приехал в Первый медицинский, участвовал в одной из операций, посмотрел, как работают его ученики, и предложил мне съездить на несколько недель в его клинику, повысить квалификацию. После этого у нас с ним завязались дружеские отношения. Я съездил в США еще 5-6 раз и работал там по 2,5-3 месяца.

СК: Вы с английским языком были на «ты»?

СФ: Не совсем. Отношения с английским у меня складывались очень постепенно и медленно.

СК: Они начались во времена экспедиции в Антарктиду?

СФ: Да, до этого был французский, впрочем, благополучно забытый. В Антарктиде я как раз начал самостоятельно изучать английский язык и продолжил его изучение в США. С Бредом Вульфом поначалу было трудновато общаться, а вот с коллективом клиники легко, поскольку некоторые сотрудники приехали из Советского Союза.

СК: Правда, что у Бредли Вульфа жена русская?

СФ: Правда. Он, кстати, очень любит борщ. Там на обед коллеги обычно заказывали какой-нибудь фастфуд из американского или китайского ресторанчика. А мы ездили в русский магазин, покупали хлеб, колбасу, кефир, капусту, гречку. И не успевали накрыть на стол, как являлся Вульф со словами: «О, ребята, вы были в русском магазине?» – и присоединялся к нам.

СК: Он не был акционером в вашем объединении, просто помогал как наставник?

СФ: В первой компании, которая была создана на базе Первого медицинского института и называлась «Пересадка волос», у него была доля в этом проекте. Во второй, основной центр которой располагался в медсанчасти на Варшавской, 100, мы работали автономно.

СК: Сколько операций в месяц или в неделю Вы делали в конце 1990-х?

СФ: Иногда была одна операция в неделю, редко – две. Ближе к 2000 году количество операций, конечно, начало увеличиваться.

СК: Я читал, что чуть ли не все политические лидеры стран СНГ делали операции в вашем центре. Это так?

СФ: Могу только сказать, что среди наших пациентов были и политики, и актеры, и певцы.

СК: Сколько лет нужно проработать по специальности, чтобы научиться прогнозировать ход операции, ее результаты и чувствовать себя уверенно? Что становится определяющим фактором: количество проведенных операций или потраченное время?

СФ: И количество, и время. Дело в том, что результат операции отсрочен во времени. Первый результат заметен через 7-8 месяцев или даже через год, а отдаленный мы видим через 3-4 года. В течение этого времени вы нарабатываете опыт, к вам начинают возвращаться пациенты на повторную операцию, вы оцениваете результат первой, изучаете свои записи. И, проанализировав это, можно представить, как пройдет следующий этап.

СК: Сколько времени у Вас занял этот процесс?

СФ: Я почувствовал, что могу прогнозировать результат, проводить консультации, во время которых отмечать наиболее важные нюансы, примерно через 7-8 лет.

СК: Некоторые хирурги, пройдя учебу в каком-нибудь центре подготовки, уже через 3-4 месяца практики готовы делать доклады на конференциях о результатах своей деятельности.

СФ: Время нужно для накопления опыта и наработки правильных алгоритмов. Скажем, молодой врач часто во время консультации допускает элементарную ошибку, не подготовив пациента должным образом к операции. В результате у человека возникают завышенные ожидания, которые оборачиваются большим разочарованием. А ведь мы ему должны объяснить, что первоначально степень густоты волос будет не стопроцентной, а всего 20-30%, потому что технологически сложно сразу сделать большую густоту. Это, кстати, нецелесообразно и с экономической точки зрения. К примеру, вам скажут, что надо пересадить 2000 графтов, а на самом деле можно обойтись и 1500, то есть таким образом мы сохраняем 500 графтов в донорской зоне, которые сможем потом использовать. Мы сторонники этапности: делаем первый этап, после чего пациент оценивает результат и, допустим, говорит, что все нравится с этой стороны, но вот другая сторона не нравится. Это позволяет нам экономить расходный материал и «малой кровью» добиваться желаемого результата, а не просто выполнять операцию ради операции.

СК: Какой у вас рекорд пересадки за одну операцию?

СФ: 4000-4500 графтов.

СК: Хотелось бы его повторить?

СФ: Дело в том, что этот рекорд был достигнут при использовании лоскутного метода – классики! В принципе с хорошо подготовленной бригадой и при достаточном количестве ассистентов такой объем выполнить можно. Если мы говорим о методе FUE, то здесь отличный результат: где-то порядка 2500 графтов в течение одного дня. Больше не получится не потому, что мы не осилим, а потому что есть ограничения в дозировке вводимого анестетика. Мы должны ввести именно щадящую для организма пациента дозу. Лучше сделать перерыв до следующего дня, на второй день и забор идет легче, и пациент перестает волноваться.Есть клиники, которые якобы бьют рекорды, крутят до 5000-6000 графтов. Если бы я сам не работал этим методом, может, и поверил бы. Чтобы накрутить панч, войти, сделать эту прокрутку, сделать насечку вокруг и извлечь его, уходит примерно 4-6 секунд. Получается, что за полчаса реально можно выделить 400-500 графтов. Но нужно еще сделать насечки, а затем имплантировать графты. Имплантация занимает приблизительно столько же времени, сколько получение самих графтов. Поэтому если мы, допустим, начинаем процедуру в 8 утра, то при самых идеальных условиях (графты хорошо прокручиваются, хорошо извлекаются, посадка проходит прекрасно) можем закончить где-то в 15.00 или 16.00 с результатом 1500 графтов. На «Ютубе» гуляют ролики, в которых доктора демонстрируют, как за секунду прокручивают графт; получается, за 10 секунд – 10 графтов. Я потом спрашивал авторов этих роликов: «Ребята, а сколько единичек у вас идет на переднюю линию?» Они отвечали: «Ну, 600-700 на транзитную зону». А откуда они берут 700 единиц? Мы получаем максимум 200 единиц из объема в 1500 графтов. Бывает иногда, что и двоечки приходится делить на единички, потому что на переднюю линию необходимо (так называемые пики) всего 150-200 единиц. Больше там не нужно. А так, конечно, получается 700, когда прокрутка идет с закрытыми глазами.

СК: В Ирландии есть клиника, в которой Вы работаете. Зачем Вы поехали за границу, если в России все так хорошо складывалось? И почему именно в Ирландию?

СФ: После первой практики в США, моего знакомства с доктором Вульфом и первых профессиональных успехов я понял: чтобы развиваться дальше, нужно изучать технологии и методики в других странах, чтобы потом все это применить у себя в России. В процессе работы возникает множество вопросов, которые в одной клинике проверить или разрешить бывает сложно. В 2000 году на съезде трихологов в Англии господин Вульф познакомил меня с ирландским доктором Морисом Коллинзом. Он хотел открыть специализированную клинику в Ирландии и пригласил меня работать. И так получилось, что после первого же визита в Ирландию мы с ним хорошо поняли друг друга и могли апробировать общие идеи. На начальном этапе я внедрял свой «российский багаж», потому что ирландцы в то время использовали не те инструменты, не соблюдали последовательность проведения процедуры и вообще имели массу проблем, которые возникают при открытии новой клиники. Ведь самое главное при создании любого учреждения – собрать коллектив опытных специалистов. А в России первая клиника, в создании которой я принимал участие, – это клиника пересадки волос при Первом ленинградском медицинском институте имени академика Павлова. Затем меня пригласили в клинику «Медиэстетик», где тогда только зарождалось это направление, и уже при мне были поставлены операции по пересадке волос на поток. К нам в клинику приезжал доктор Вульф и помогал в проведении операций. Затем меня пригласил в Брюссель доктор Жан де Вруае, там я проработал около пяти лет и параллельно открывал клинику «Волосы.ру» в Санкт-Петербурге.

СК: В Бельгии на каком языке с коллегами общались: на французском или английском?

СФ: Точно не помню (смеется). Но, видимо, на «суржике». Конечно, мне было сложно, потому что английский толком не изучал. Я только начал его всерьез осваивать перед поездкой в Брюссель. У меня было буквально пять занятий с репетитором — проштудировал основные фразы, остальное добирал самостоятельно. Но сейчас продолжаю свои поездки в Ирландию и работаю в коллективе, в котором большинство говорят на русском.

СК: Эти специалисты приехали с Вами из России или Вы их там нашли?

СФ: Никого специально не искал, просто так получилось, что вначале с доктором Коллинзом начала работать проживающая в Дублине операционная сестра, которая выросла и работала в Москве. Я стал вторым русскоговорящим сотрудником этой клиники, а потом подтянулись выходцы из Прибалтики (Литвы, Латвии, Эстонии), Белоруссии, Украины, Венгрии, Польши. И сейчас там трудится интернациональный коллектив. Мы общаемся на русском языке, потому что эстонцы, литовцы, латыши друг друга мало понимают. С ирландцами, естественно, говорим по-английски. Бытовые разговоры, общение в перерывах, в ассистентской происходят в основном на русском и польском.

СК: Вы подтверждали свой русский диплом за рубежом или приезжаете работать как куратор?

СФ: Подтвердить диплом в Ирландии можно, но мне было уже около 45 лет, когда я туда приехал. Я не владел английским для сдачи экзамена, а там критерии очень высокие. Поэтому официально работаю как консультант, но уровень оплаты у меня, как у хирурга, и при взаимодействии с коллегами меня представляют как врача-хирурга из России. Я не имею права вести частную практику, без присутствия врача проводить какую-либо медицинскую манипуляцию, но если лицензия доктора позволяет, то в присутствии ирландского коллеги принимаю участие в операции. Я занимался обучением технического, хирургического персонала, показывал, как работать с помощью микроскопа, как подготавливать материал для трансплантации. Точно так же построена работа в Глазго, где официально я числюсь консультантом.

СК: Какой виски лучше, шотландский или ирландский?

СФ: Японский. (Смеется.) Я его не пью, он мне не нравится, поэтому не могу ответить на ваш вопрос. Просто однажды у меня была встреча с англичанином, который любит этот напиток и который утверждал, что из всего шотландского виски ему нравится японский.

СК: Менталитет ирландцев и россиян отличается? Считается, что ирландский акцент в английском языке очень похож на русский акцент в английском. Ирландцы, как и русские, весьма уважают спиртное. И еще говорят, что ирландцы как-то ближе к русским, чем другие европейцы. Это правда?

СФ: Да, с ирландцами легче общаться, чем с англичанами, они проще. Очень общительные, компанейские, доброжелательные. Они в душе также немножечко недолюбливают англичан, поскольку Англия долгое время была страной-колонизатором.

СК: У Вас богатый опыт работы в Ирландии, Шотландии и России. Можно ли говорить о сходстве в организации медицинских услуг в этих странах?

СФ:  Да, схожи. И я считаю, что эти действия выверены, достаточно оптимальны, ведь открывать клинику чуть ли не в офисном здании, абсолютно не приспособленном для проведения даже минимальных медицинских манипуляций, как поступают некоторые врачи за рубежом, просто непозволительно. И хорошо, что сейчас требования ужесточились. Помещение должно соответствовать решаемым задачам, должны быть специальные комнаты для автоклавирования, для пациентов, разделены потоки пациентов, медицинского персонала и тех, кто просто приходит на консультацию. Кабинет должен быть подготовлен к проведению малоинвазивных процедур. Очень даже правильно, что в России предъявляют повышенные требования к малым операционным.

СК: Изменились требования по СанПиНу, и это больно ударило по частному бизнесу. Мне кажется, ставить МРТ в клинике трансплантации волос нет необходимости.

СФ: Абсолютно согласен. Вся беда в том, что никто не знает, куда отнести такое медицинское направление, как трансплантация волосяных фолликулов. Если разбить процедуру на несколько этапов, то получается, что никакой хирургии тут нет: мы берем биоптат, кусочек ткани с фолликулом, потом все это пересаживаем. Конечно, при лоскутном методе все немного по-другому, но даже в этом случае мы работаем только с кожей и подкожно-жировой клетчаткой. И разумеется, не используем во время операции ткани лица, не выходим на лицевую поверхность черепа, работаем только с затылочной зоной.

СК: Сколько сейчас в России центров по пересадке волос?

СФ: Исчерпывающей информации у меня нет. Отследить ее в Интернете очень сложно, поскольку многие клиники заявляют, что проводят эту процедуру, но когда мы звоним и спрашиваем, какой метод они используют, внятного ответа не получаем. В Санкт-Петербурге я уверенно могу назвать пять клиник. Медиэстетик – там работает доктор Александров, Медицинский центр города (доктор Боярская), Первый медицинский институт (доктор Морозова и доктор Катерли), Центр здоровья волос (доктор Наумов) и наша клиника «Волосы.ру». В Москве мне известно о двух хорошо работающих клиниках, это клиника «XXI век» (доктор Гончаров) и «Гросмедклиник» (доктор Буянов). Я думаю, что клиник на самом деле гораздо больше. Сейчас обдумываем идею собирать информацию от подписчиков форума сайта клиники «Волосы.ру» о клиниках в их городе.

СК: Сейчас, конечно, больше известно о возможностях пересадки волос, много телевизионных передач на эту тему, обращаемость тоже повысилась, но людей все еще сдерживает ценовая политика. Можете объяснить порядок формирования стоимости процедур? Какие сейчас в среднем по стране расценки на трансплантацию собственных волос?

СФ: Если процедура достаточно сложная, например, пересадка ресниц, то цена за графт будет выше, чем при обычной трансплантации волос, то есть основной критерий – сложность самой процедуры, время, затраченное на проведение операции, и объем проведенных манипуляций. В среднем стоимость операции может колебаться от 60000 до 300000 рублей. Немаловажную роль играет и то, какой метод будет использован при заборе материала для трансплантации. Если мы говорим о классике, то дешевле обойдется лоскутный метод. Цена за 1000 графтов тогда будет составлять около 60000-65000 рублей. Если речь о пересадке 1000 фолликулов методом FUE, то это более сложная работа как для хирурга, так и для ассистентов, помогающих проводить процедуру. В этом случае прайс будет колебаться от 75000 до 85000 рублей за 1000 графтов. Кстати, в Ирландской клинике процедура пересадки волос методом FUE очень популярна, а графт стоит 8-9 евро. В среднем же по Европе расценки колеблются в пределах 5-6 евро за графт.

Фото с сайта клиники Волосы.ру

СК: Расскажите о европейских, мировых общественных организациях, которые объединяют специалистов по пересадке волос.

СФ: С 2000 года я являюсь членом Всемирной организации врачей, выполняющих пересадку волос, и посещаю ее съезды. Также есть Европейское общество – часть Всемирной организации. Кроме того, функционируют институты FUE, появляются новые европейские организации, которые объединяют врачей, выполняющих операции только методом FUE. Много организаций работает в крупных странах – Китае, Японии, Бразилии, но, к сожалению, в России нет организации, объединяющей хирургов, выполняющих пересадку волосяных фолликулов, хотя попытки организовать подобную структуру предпринимались неоднократно.

СК: Вы были инициатором создания такой профессиональной организации.

СФ: Да, и мы в клинике «Волосы.ру» продолжаем общаться с коллегами из Грузии, Белоруссии, с Украины, из Казахстана, и думаю, что в ближайшее время нам все-таки удастся объединить хирургов, выполняющих трансплантацию волосяных фолликулов.

СФ: Это правильно, поскольку от имени общественной организации легче решать проблемы и задавать вопросы любым структурам, вплоть до правительственных.

СК: Конечно, и в этом одна из причин, почему нам так необходима такая организация.

СК: В этом году 20-21 сентября Союз трихологов будет проводить конференцию. Хотели бы Вас пригласить стать модератором специализированной секции, чтобы Вы показали людям свои наработки.

СФ: Это интересно, но пока не могу сказать точно, потому что еще нет графика операций на сентябрь.

СК: Два слова о семейных традициях и преемственности... Видел на одной фотографии Вас с дочерью на съезде хирургов. Она идет по вашим стопам?

СФ: Я старался дочерей сориентировать на медицину, но, к сожалению, они выбрали другое направление, вообще не медицинское. Так как за границей разрешается работать в бригаде, они работают за микроскопом, занимаются подготовкой материала, имплантацией. В этом смысле я их подготовил. Одна из дочерей трудится в двух клиниках: в Ливерпуле и в Глазго.

СК: У одного известного петербургского пластического хирурга дочь, вопреки его мечтам, не стала хирургом. Тогда ему пришлось передать свой опыт зятю, который продолжил семейную

СФ: Ну, внуки у меня растут. Подождем еще 20 лет. Я им постараюсь передать опыт и наработки.

Комментарии

• Facebook
• Вконтакте